Архивы и рукописи

По следу первой любви К.С. Петрова-Водкина

  В основу автобиографических повестей К.С. Петрова-Водкина «Хлыновск» и «Пространство Эвклида» легли воспоминания художника о детстве и юности, но иногда он разбавлял их художественным вымыслом, «чтобы сделать из этого художественную вещь. Имена сохранил только своих близких» – так он объясняет в письме матери название первой повести «Хлыновск», а не «Хвалынск».
  После выхода в свет повести «Пространство Эвклида» М. Горький в критической статье «О прозе» обвинил Петрова-Водкина в том, что тот «плохо выдумывает», но, привлекая к исследованию документальные источники – письма К.С. Петрова-Водкина к матери, воспоминания современников, архивные записи, каждый раз приходится убеждаться в отсутствии «фантазий» в изображении реальных событий, описываемых художником. А люди, фамилии которых часто художник не называет или меняет, с открытием новых источников обретают настоящие имена, черты и судьбы. Так, спустя 90 лет после выхода в свет книги «Пространство Эвклида», удалось выяснить имя и фамилию девушки, в которую был впервые влюблён Кузьма Сергеевич. Её короткая судьба оставила не только глубокий след в душе художника, но и отпечаталась на его последующей семейной жизни.
  Своё первое большое чувство влюблённости художник Кузьма Сергеевич Петров-Водкин описывает в главе «Дань времени» автобиографической повести «Пространство Эвклида». Он не называет фамилию любимой, а только её имя – Лёля. Художник указывает место их встречи в Москве – Полуэктов переулок, где он обучает рисованию двух мальчиков-гимназистов, младших братьев Лёли, которая ко времени знакомства с будущим художником заканчивала гимназию. А сам Петров-Водкин был в то время студентом Московского училища живописи, ваяния и зодчества. В повести Кузьма Сергеевич обозначил несколькими штрихами семью Лёли, имевшую отношение к «московским университетским сферам с известными работниками по земству, по медицине и по юриспруденции», занимавшими «небольшой особняк-квартиру с антресолями, выходившими во двор», где на нижнем этаже проживал брат-холостяк, а на верхнем – вдова с детьми. Летние месяцы семья проводила в своём имении в Калужской губернии. В этом имении бывал и художник, бродил с этюдником по окрестностям, знакомился с методами хозяйствования помещиков, историей этих мест, связанных с войной 1812 года, о чём тоже написал в этой главе. Знакомство с Лёлей и первое большое, захватившее художника чувство вызвало в нём «литературный взрыв» – написание драматической пьесы «Звенящий остров», которая была «даром Леле и данью времени». Из повествования читатель узнаёт и о трагическом финале этого чувства: Лёля умирает от скарлатины, не дожив до своего двадцатилетия.
  Упоминания художником в этой главе о работе над церковными росписями в Саратове, над майоликовым панно в Петербурге и поездке в Лондон на фабрику Дультона, где оно было отлито, позволяет установить довольно точно дату встречи с Лёлей и год её смерти.
  В повести художник не называет фамилию семьи Лёли, но из письма к матери от 10 марта 1902 года узнаём её: «В Вербное воскресенье, вероятно, я уеду в Калужскую губернию недели на две с Можаровыми, где я даю уроки. У них там большое имение. Детишки меня полюбили…». Это первое упоминание об уроках с мальчиками-гимназистами Можаровыми, которые художник, вероятно, начал давать с января 1902 года, когда работал над дипломной работой «Семья сапожника» (1902), за которую он получил серебряную медаль и звание учителя рисования. Но Кузьма Сергеевич остался в училище, желая получить вторую медаль, которая давала право на звание почётного гражданина и возможность выбиться из мещан. 2 апреля 1902 года он впервые посетил Калужское имение Можаровых. Значит, знакомство с Лёлей состоялось в конце зимы – начале весны 1902 года.
  Следующая открытка от 28 апреля 1902 года подтверждает факт состоявшейся поездки: «В Калужской губернии я прожил три недели – вернулся в Москву на Фоминой, в среду. Время провёл замечательно хорошо – отдохнул и немного поработал». В июне он получает предложение от своих друзей-однокурсников – П.С. Уткина и П.В. Кузнецова о работе над церковными росписями в саратовской Казанской церкви. Но 20 июня 1902 года он снова посещает имение Можаровых (как выяснится позже, он ехал на день рождения Лёли, которой исполнялось 16 лет), о чём сообщает матери: «Я еду в Калужскую губернию, если устроюсь с церковью, то через неделю буду в Саратове. Здесь предлагают мне работу в церкви, сегодня окончательно узнаю – стоит ли». В августе Петров-Водкин с приятелями «рьяно» взялись за роспись церкви, «объявив войну всему захолустному убожеству». Художник ещё не был захвачен чувством к Лёле, «поход на рутину зрительных восприятий низовых масс Поволжья» был ему куда интересней. По возвращении в Москву после бурного лета и неудачи с росписями, не принятыми епархией, художник вновь навещает Можаровых, проводит с ними Рождество в имении, о чём сообщает матери 11 января 1903 года: «6 го утром приехал из деревни. Удивительно хорошо провёл там время: ездил по гостям на тройках, катались по снегам да сугробам – ночи были морозные, лунные. Даже наряжался. Отдохнул хорошо и воздухом свежим надышался. Люди они такие милые. В Москву ехали целой компанией в 14 человек». Художник «все ближе и ближе сходится с домом в Полуэктовом переулке», и Лёля всё глубже входит в его жизнь и мысли. Июнь 1903 года он снова провёл в имении Можаровых, где написал свою пьесу «Звенящий остров», которую посвятил Лёле. В главной героине Олле узнаётся романтический образ Лёли. В песне, которую поёт Олла, зашифровано имя любимой – Анеле (Елена). Неясность отношений с реальной, совсем ещё юной Еленой, вероятно, не созревшей для серьёзных отношений с двадцатитрёхлетним художником, сказалась на судьбе героини пьесы. Последующие её многочисленные переделки касались, в основном, последнего акта: то влюблённый в Оллу рыцарь Эгитаф остаётся с ней на маяке, то он оставляет Оллу и один бросается вслед за уплывающими в поисках призрачной цели – «звенящего острова» – рыцарями, то вместе с нею прыгает с крутого берега в пучину морскую, где оба погибают.
  Этот год оказался насыщенным для художника, он занимался работой над панно «Богоматерь с младенцем» для церкви ортопедического института им. Р.Р. Вредена в Петербурге. Заказ был ответственным, институт строился по проекту старшего друга Кузьмы Сергеевича Р.Ф. Мельцера, который помогал художнику стать финансово независимым от его меценатки Ю.И. Казариной. Уже в июле Кузьма Сергеевич писал большой картон для панно в театре Нобеля. По окончании работы художник приехал в Хвалынск, где встретился с В.Э. Борисовым-Мусатовым, который жил в августе 1903 года с женой и сестрой в Хвалынске на Черемшане и писал картину «Изумрудное ожерелье». Вероятно, именно в это время Виктор Эльпидифорович и посоветовал художнику поехать в Европу и продолжить учёбу по живописи в частных академиях.
  И только в конце октября 1903 года художник возобновляет свои визиты в дом в Полуэктовом переулке. Рождество и Пасху 1904 года он провёл с семейством Можаровых в Калужской губернии, пытаясь разобраться в своих чувствах, «мало похожих на обыкновенную любовь или обожание “времён далёких – рыцарских”», в Елене художник ощущал предначертанность, судьбу.
  К концу марта 1904 года Кузьма Сергеевич закончил Московское училище живописи, мечтая продолжить обучение за рубежом, и только чувство к Елене удерживало его в России. Летом художник отправился с эскизом-картоном «Богоматери с младенцем» в Лондон на фабрику Дультона, чтобы по нему выполнить майоликовый оригинал. В октябре в Петербург майоликовое панно прибыло из Лондона, и в ноябре оно было установлено на фасаде церкви. Уйма впечатлений от поездки за границу отдалили его на время от калужской деревеньки в России. В конце декабря он снова встретился с Еленой после долгой разлуки, поделившись своими мыслями об учёбе за рубежом. Елена одобрила это решение. В попутчики Кузьма Сергеевич звал своего товарища и земляка, художника Л.А. Радищева и надеялся в конце декабря уехать в Париж. В следующий визит к Можаровым Кузьма Сергеевич застал Елену уже больной, она заразилась от братьев скарлатиной, хотя форма болезни была признана слабой. Это было последнее свидание с Еленой, когда девушка призналась в своих чувствах к художнику, который дал слово помнить её, что бы ни случилось…
  В конце декабря 1904 года Кузьма Сергеевич уехал на родину, в Хвалынск, к родителям, где в это время жил и Лев Алексеевич Радищев и откуда они планировали ехать в Париж. Но возникла финансовая проблема, Кузьма Сергеевич не получил от меценатки Ю.И. Казариной ожидаемых на поездку денег, а гонорар, полученный за майоликовое панно, был израсходован на покупку дома в Хвалынске для родителей. Поэтому поездку в Париж художник вынужден был отложить, а в январе 1905 в Хвалынске Кузьма Сергеевич получил телеграмму о смерти Елены. В черновике письма матери Елены – Анне Фёдоровне Можаровой, художник написал: «Я так любил, так дышал ей. Это была самая бодрая, самая светлая моя мечта… Зачем я уехал из Москвы? Какие дивные грёзы унесла с собой она! … только начало песни ворвалось в нашу жизнь и смолкло, чтоб только пробудить и настроить нас…».
  Вот вкратце история первой любви К.С. Петрова-Водкина, восстановленная по его изложению в повести и по письмам художника...

В.И. Бородина
заведующая Хвалынским художественно-мемориальным музеем К.С.Петрова-Водкина ХХМ
заслуженный работник культуры РФ

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» № 1 (20) 2021