Культурное событие

К.А. Коровин в Зарубежье. 1922–1939

  «Вы устали от революции, я понимаю. Вам следует уехать за границу. Конечно, мы не можем предоставить вам для этого средства» – так Константин Алексеевич Коровин не без иронии описывает обстоятельства, при которых совершился его судьбоносный отъезд из России.
  Эту короткую сцену между Коровиным и А.В. Луначарским изображает сам художник в книге «Шаляпин. Встречи и совместная жизнь». Позже советские исследователи выдвинут совсем иные причины отъезда Коровина с семьей. Официально считалось, что художник выехал, во первых, только на время, а во вторых, он якобы хотел, чтобы его больная туберкулезом жена и сын-инвалид смогли поправить за границей свое здоровье.
  На самом деле одним из стимулов, подтолкнувших Коровина к отъезду, послужил отъезд за границу его друга Федора Шаляпина. Однако более глубокая причина кроется в отрицательном отношении Коровина к революции и к тому, что она принесла. Это неприятие он как нельзя лучше изобразил в последней части автобиографии «Моя жизнь» – «Воспоминания 1917 г.».
  До революции Константин Коровин снискал в России заслуженную славу как признанный мастер живописи, работающий в разных жанрах, как выдающийся сценограф и замечательный мастер прикладного искусства. Его живопись многократно представлялась на лучших выставках в России и за рубежом и неизменно получала высокую оценку.
  Он достиг высочайшего государственного назначения – c 1910 года был главным художником Императорских театров. Начав в двадцать четыре года карьеру в качестве художника-декоратора в Частной опере Саввы Мамонтова (с 1885), почти сразу после окончания Московского училища живописи, ваяния и зодчества (1884), Коровин стал реформатором русского оперного и балетного искусства. Всего для оперы Мамонтова и Императорских театров Коровиным было оформлено 64 балета и 84 оперы.
  С 1901 года, по предложению В.А. Серова, Коровин возглавил жанрово-портретный класс МУЖВЗ. Среди его учеников – Н. Сапунов, С. Судейкин, М. Сарьян, С. Герасимов, П. Кузнецов, К. Петров-Водкин и др. В 1905 году, по представлению В.Д. Поленова и В.М. Васнецова, его избирают академиком.
  Революция 1917 года и разруха, которую она с собой принесла, в том числе и в сферу художественной жизни, оставили Коровина «не у дел». И хотя при новой власти видимость активной деятельности еще сохраняется (он входит в Особое совещание по делам искусств, в президиум Совета организаций художников Москвы и Коллегию художников театра, продолжает участвовать в московских и петроградских выставках, преподает), реорганизация театрального дела и художественных училищ вызывает у него резкое неприятие. И дома тоже не было покоя. Толпы революционных мародеров врывались в любое время суток в квартиру, где он жил, и обчищали её; оставшиеся вещи приходилось менять на продукты; не на что было покупать краски и холсты, а местные власти к тому же постоянно грозили уплотнением.
  В 1919 году Коровин был вынужден бежать с семьей из городской квартиры в глушь Тверской губернии. В деревне Островно он провел последние годы перед отъездом из России. Можно сказать, что художник стал эмигрантом в собственной стране еще задолго до отъезда в Европу. Последние две персональные выставки Коровина в России прошли в Москве в 1921 и 1922 годах.
  Коровин покинул Россию в 1922 году добровольно. Коровины сначала оказались в Риге, затем в Германии, но очень скоро, возможно опять вслед за Шаляпиным, переехали в Париж. В этом знакомом и любимом Константином Алексеевичем городе началась его другая жизнь, в Зарубежье.
  За границей Коровин сразу включается в работу. Он принимает участие в выставках, оформляет оперные и балетные спектакли.
  Уже в 1923 году художник выставляет свои картины в галерее «Николаи» в Берлине, в 1924 – в Нью-Йорке, в 1925 – в парижской галерее «Бернгейм» и снова в Берлине.
  С 1924 года Коровин возобновляет работу в театре и оформляет оперу «Золотой петушок» для Туринского театра. Тогда же он создает для труппы Анны Павловой декорации к балету «Дон Кихот» (шедшему в Лондоне и Нью-Йорке). Сотрудничество Коровина с прославленной балериной началось в 1910 году ещё в России, а за годы эмиграции он оформил для её труппы 15 гастрольных спектаклей: «Дон Кихот» (1924), «Весенние цветы Японии» (1924), «Осенние листья» (1928, 1930), «Русалка» (1931), «Дунай весной» (1935), «Маски» (1935), «Воспоминания о Венеции» (1935), «Спектр розы» (1935), «Кавказская сюита» (1935), «Турецкий танец» (1935), «Вена – 1890» (1935), «Князь Игорь» (1935), «Les Buffon’s» (1935), «Русский балет Парижа» (1935), «Славянские и цыганские танцы» (1936). Их с восторгом принимали зрители разных континентов.
  В 1926 году он пишет декорации к опере «Севильский цирюльник», в которой был занят Федор Шаляпин, гастролирующий в США и Англии.
  В 1927 году Коровин включает в состав выставки парижской группы «Мира искусства» четыре свои картины, а в 1928 – его полотна украшали Международную выставку художников, скульпторов и архитекторов в Брюсселе. На ней были представлены работы как эмигрантов, так и советских мастеров.
  Надо сказать, что 1928 и, в большей степени, 1929 год были очень плодотворными в жизни художника. Для гастролей Русской оперы М.Н. Кузнецовой в Париже (сезон 1928/29) Коровин за один год оформляет четыре оперы: «Снегурочка», «Князь Игорь», «Русалка» и «Сказание о невидимом граде Китеже». Вместе с Коровиным над оформлением спектаклей работали Александр Бенуа и Иван Билибин.
  Критика приняла работу восторженно. По поводу «Снегурочки» и «Князя Игоря» писатель и критик Лоллий Львов опубликовал две статьи. В обеих статьях он уделяет больше внимания «Снегурочке», сравнивая впечатление, полученное от спектакля в России (постановка до 1900), с тем, что почувствовал в Париже: «Мы тогда уходили из театра под обаянием виденного и слышанного, но наша душа все же не отзывалась на виденное с таким трепетом и такой радостью, как теперь. Отчего? Лучше ли стал Коровин теперь? Или… мы стали иными – после пережитой горечи потерь и утрат научились более ценить и более радоваться прекрасным видениями нашей России…».
  Пожалуй, высшей точкой в выставочном деле художника стала его персональная выставка «Впечатления Парижа», открывшаяся в Париже в 1929 году в галерее «Кольбер». Весьма положительно отозвался о ней известный французский художественный критик Луи Воксель в парижской газете «Жиль Блаз». Л. Львов в статье «Париж Константина Коровина» цитирует Вокселя в русском переводе: «Коровин – один из прекрасных русских художников данного момента. Его искусство сама жизнь, движение, свет. Он любит Париж, и это пристрастие проходит по его ярко окрашенным холстам… Наши посеребренные, бирюзовые, аметистовые небеса, это наше легкое небо, как бы вымытое после дождей, и атмосфера простонародных предместий, загруженность мостовых и тротуаров, заторы, шум, феерия вечеров Парижа – то, что есть наше существование и наша мука,– все это Коровин глубоко почувствовал, наблюдал любознательным глазом и зарегистрировал с точностью, не потерявшись в деталях. Искусство, конечно, живописца, и нисколько не иллюстративное или служащее анекдоту, ибо все в нем пластически преображено».
  Итак, можно обобщить, что к 1929 году Коровин переживает взлет творческой деятельности и оказывается в центре художественной жизни. Увы, материального достатка и душевного покоя это не приносит.
  В 1931 году, по предложению Натальи Алексеевой, бывшей артистки театра Злобина, Коровин становится почетным членом Союза деятелей русского искусства во Франции. Он сделался желанным гостем на собраниях Союза и как художник, и как расказчик. Со слов Алексеевой, Коровин часто выступал и был очень популярен. Его рассказы о знаменитых современниках и старой Москве приводили слушателей в восторг.
  В ноябре 1931 года отмечалось семидесятилетие К.А. Коровина. В честь юбиляра маститый художественный критик Сергей Маковский опубликовал статью, в которой отметил, насколько картины, написанные Коровиным в Париже, отличаются восприятием молодости. Он пишет, что Коровин, превратившись из «саврасовского живописца» в «цветистого парижанина», остался «неувядаемым цветением того русского импрессионизма, который сблизил в конце 19 века наше искусство с французской школой» и что художник не утерял свой особенный талант к «разрешению эмоционально-живописной задачи – к преображению мира живописной музыкой».
  В следующем 1932 году отмечалась другая дата – пятидесятилетие творческого пути Константина Коровина (со дня поступления в Академию художеств). Газеты широко освещали это событие.
  В парижской галерее «Гранофф» прошла персональная выставка Константина Алексеевича, на которой были представлены его последние работы – пейзажи вечернего Парижа. О. де Клем в брошюрке, посвященной выставке, пишет, что Коровина можно встретить вечером на Монмартре, на углу какой-нибудь маленькой улочки. Вот он устраивается со своим мольбертом и специально придуманной лампочкой для того, чтобы писать ночной Париж. Его окружает толпа любопытных. «Живой глаз, борода развевается ветром, он быстро кладет мазки кистью. На полотне нарождаются между мазками и благодаря искусной технике террасы кафе, игра разноцветных вывесок, фонарей, афиш… Развивая свой художественный почерк, русский импрессионист сочетал импульсивность русского искусства с гармоническим благоразумием французского искусства».
  Вс. Малянтович в своем отчете о юбилее в «Последних Новостях» замечает, что если бы юбилей Коровина праздновался в России, то была бы устроена его «громадная ретроспективная выставка». Выставка в Париже, конечно, скромнее, но она отвечает «на один частный, занимающий нас вопрос – в каком состоянии сейчас талант маститого художника. В блестящем– отвечают нам пленительные этюды ночного и дневного Парижа, воспоминания о русских снежных ночах и театрально-декоративные фантазии»...

Т.С. Ермолаева
профессор Принстонского университета (США)

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» № 1 (20) 2021