Русские во Франции

Переплетение талантов и судеб

Провансальский фермер Александр Труэн и художники Ля Фавьера

  В собрании Государственного Эрмитажа имеется небольшая, вся наполненная солнцем и прозрачным южным воздухом картина «Пейзаж в Провансе», подписанная «A. Troin 28». Нет смысла рыться в каталогах, такого художника не отыскать ни в одном даже самом полном справочнике. Потому как речь идёт о... простом французском крестьянине-самоучке.
  Род Труэнов прочно врос корнями в провансальскую землю – поколениями упорно возделывали они каменистые склоны приморских холмов La Favière. А потому жизненный путь Александра был прочерчен ещё при рождении, когда он впервые увидел свет на семейной ферме 7 октября 1893 года, здесь же и закрыл глаза 85 лет спустя 11 ноября 1978. Как же так получилось, что потомственный фермер из провансальской глубинки стал страстным, увлечённым художником, а единственная его картина, попавшая в музейную коллекцию, оказалась в одном из крупнейших музеев мира?
  Способности нам даются свыше. Но природный дар нужно пробудить и развить. Обстоятельства же тому явно не способствовали. За увлечение «пустым делом» мальчика жестоко бил отец и, разумеется, не отпускал ни сантима на «чудачества» непутёвого сына. Александр рисовал тайком. В ход шли остатки используемой в хозяйстве краски, которой ежегодно подновлялись телеги и ставни. Из экономии сильно разбавленная, краска тускнела, мгновенно впитываясь в серую обёрточную бумагу – единственную доступную на ферме основу для живописи.
  Но Александру повезло. Семилетнего, его приметил ни много ни мало Анри Кросс, обосновавшийся в соседней с La Favière приморской деревушке Le Lavandou. Хотя, скорее, всё было наоборот – талантливый мальчик случайно увидел за работой настоящего художника и уже просто не смог от него отойти. Мягкий и обходительный «месьё Кросс» давал своему необычному ученику целые листы набросков фигур в разнообразных позах, заставляя их копировать и приносить работу на проверку. Великолепный колорист пробудил в мальчике интерес к «магии цвета». Десять лет общения с профессионалом высокого класса, по сути, и сформировали будущую творческую личность. Но увы, любимый мэтр скоропостижно скончался.
  Сразу после начальной школы отец отдал сына в местный сельскохозяйственный колледж. Прекрасно понимая, что его жизнь неотрывно связана с родительской фермой, Александр даже не помышлял о карьере художника. Но в 1913 году его призвали в армию и отправили на другой конец Франции – в Бретань.
  Оказавшись далеко от дома, он тут же записался на курсы в Школу изящных искусств города Ренн и в библиотеку, где с головой погрузился в чтение художественных журналов, которых, к счастью, в предвоенные годы выходило великое множество. Так он открыл для себя Сезанна и был буквально заворожён простотой форм и строгостью его композиций. Он даже умудрился каким-то образом приобрести гравюру Сезанна с авторской подписью. Много позже, друзья прозовут его «Cézanne de La Favière» за столь узнаваемые по стилю многочисленные пейзажи окрестностей и за бесконечное количество натюрмортов со знаменитыми яблоками.
  Но счастье было недолгим – и года не прошло, как началась Первая мировая война. На фронте Труэн был ранен, потерял левый глаз, долго лечился, после комиссии служил в тыловых частях и только после окончания войны вернулся в родной Фавьер.
  Казалось, Александр был обречён на незавидную участь провинциального художника-любителя – творческое одиночество вдали от живого мира искусства. Но судьба была к нему более чем благосклонна.
  Ещё до войны в La Favière приехал Жан Песке, выстроивший на мысе Гурон, недалеко от фермы Труэнов, свою мастерскую «Bastidoun», где впоследствии проводил с семьёй все зимние месяцы. Жан и Александр познакомились, стали обмениваться работами и, безусловно, много говорить о живописи, последних парижских веяниях и Салонах. В этот период Песке как раз осваивал с помощью Писсаро технику гравюры и решил обучить ей Труэна, выполнившего несколько линогравюр. Манера тщательно прорабатывать абрис перед работой цветом, по-видимому, осталась у Александра именно с тех уроков. Дружба с Песке не прекратилась после отъезда художника в 1924 году, и они ещё долго обменивались богато иллюстрированными письмами.
  Эстафету творческого общения продолжил Альфред Курм, проживавший в Le Lavandou в 1922–1927 годах. Правда, попытка посвятить Александра в таинства кубизма ему не удалась, но угловатые, ломаные ветви деревьев на всех последующих пейзажах Труэна – последствия того периода. Свои этюды Курм всегда переносил на холст только по клеточкам и, разумеется, не мог не показать эту технику своему товарищу. Интересно, что единственный известный разлинованный для переноса на холст этюд Труэна относится именно к картине из Эрмитажа.
  И вот тут мы вплотную приближаемся к исходному вопросу – каким же образом работа никому не известного французского фермера могла оказаться в России?
  В конце 1920-х годов в La Favière возникла... русская колония. Летом сюда на «Русский холм» съезжались со всех уголков Франции учёные, писатели, поэты, артисты и, конечно же, художники русской эмиграции. Ферма Труэнов, оказавшись в самом центре событий, стала основным поставщиком овощей, фруктов, а главное – вина для всего этого шумного, разнообразного, говорящего на непонятном языке летнего населения некогда тихого уголка. Все знали Александра Труэна, и Александр знал всех. Именно так произошло его знакомство с русскими художниками и скульпторами самой первой величины: Иваном Билибиным, Александрой Щекатихиной-Потоцкой, Ольгой Мечниковой, Натали Парэн, Фёдором Рожанковским, Евгением Околовым, Борисом Григорьевым, Александром Яковлевым, Михаилом Ларионовым, Натальей Гончаровой.
  Александр был общителен и радушен, дверь его фермы была открыта для всех. Но именно с Ларионовым и Гончаровой их связала настоящая творческая дружба. В июле 1928 года добродушный великан и его хрупкая подруга впервые сняли дачу в La Favière, где прожили почти четыре месяца. Всё их приводило в восхищение: лазурное море, прозрачный воздух, удивительный свет и... русская жизнь, казалось бы уже утерянная, но вновь обретённая на Русском холме. С ними рядом были друзья и коллеги по Дягилевским Русским сезонам – композиторы Николай и Александр Черепнины, Альберт Бенуа, артисты балета. Их необычный сосед-фермер, всё свободное от работы время проводивший с кисточкой в руке, вызвал у них живой интерес и глубокое уважение, как только они ближе познакомились с его творчеством. Многие часы проводили они вместе в просторной беседке Труэна – живописный пейзаж, бутылка вина и разговоры об Искусстве. Ларионова и Труэна объединяла смелая, яркая, раскрепощённая живописная манера. Часто они писали вместе, обменивались этюдами, критиковали и учились друг у друга. Конечно, именно Александр старался взять как можно больше у своего талантливого русского друга. А возможно и обратное тоже имело место – плох тот мастер, который не учится у своего талантливого ученика.
  Так прошли наполненные непрерывным творческим общением летние сезоны 1928 и 1929 годов, когда и был написан «Пейзаж в Провансе». Но в августе 1929 года умер Дягилев, а вместе с ним и его Русский балет. В октябре того же года разразился мировой финансовый кризис. Наступили трудные времена. В следующий раз Ларионов и Гончарова смогли оказаться у моря только несколько лет спустя.
  Щедрая судьба подарила провансальскому фермеру Александру Труэну талант, трудолюбие, долгую жизнь и множество интересных встреч: Франсис Пикабиа, Манюэль Ортис де Зарат, Луиджи Бонамиччи, Эдмон Астрюк, Мари Лорансен, Манюэль Гаваццо Бюшардо и многие другие художники – все они так или иначе оставили след в его душе и творчестве.

Максим Макаров
Франция

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» № 2 (19) 2019