Русское искусство

Сон о Петрограде

    Сон о Петрограде

    Очерк Е.А. Расторгуева, написанный в июле 2008 года. Публикуется впервые

  В нашей юности была такая наивная песенка:
  Мы на лодочке катались,
  Золотистой, золотой...
  С холмов Волга круглилась до горизонта. Закат оранжевой чёрточкой обозначал конец неба, и среди голубых сумерек так душевно звучал этот наивный мотив. Тишина несла слова до тающих в мареве дальних лесов, и кто-то рассыпал по небу из лукошка Млечный Путь. А песенка бежала по воде, плескалась под вёслами упавшей с высоты звёздочкой.
  Написанное – не биографическое исследование о художнике, а, скорее, душевные размышления о становлении, выпестовывании из кокона нового существа – появится или нет оно, пригодное для борьбы в этой непростой жизни. Тут нет стройного повествования, но помечены те ориентиры, которые вели художника к своей цели. Заранее можно сказать, что путь этот был нелёгким, помогал случай и счастливое стечение обстоятельств. Тем интереснее мне было вглядываться в тот горизонт, что манил впереди.
  В паспорте Тамары Гусевой, в графе «Рождение» обозначено – 1 марта – Петроград, тысяча девятьсот восемнадцатый год. Надо же было в этот революционный год родиться, да ещё в Петрограде!
  С тревожным шумом полетели под невским небом обрывки газет, выброшенные документы и сорванные афиши. По штукатурке побежали чёрные зигзаги трещин. Нечем было кормить кошек и собак, и они обнюхивали по кладбищам трупы.
  Стрельба висела в сыром воздухе...
  В этот год, 1 марта 1918 года, в семье Петра Гусева и Людвиги Реутской родился ребёнок, нарекли Тамарой. Бог не выбирает ни место, ни дни.
  Тревогой сочились зашторенные окна. В белые ночи, когда заря спешит сменить другую, маленький человечек, не понимая розыгрыша событий, требовал молока и спал под канонады выстрелов.
  Её отец, Пётр Васильевич Гусев, продолжал ходить на работу, в Центральный магазин на Невском, где он служил старшим по отделу.
  Когда-то отец его, появившись в Петербурге, Петяню, сына своего, упросил взять мальчиком в помощь уборке магазина. Хозяин, ради шутки или испытания, бросил в мусор десятку, и мальчик, найдя её, отнёс и положил перед хозяином на прилавок.
  С этого и началась его жизненная учёба. К восемнадцатому году он познакомился на каком-то из вечеров с пани Людвигой Реутской, учившейся в Петербурге. Он был чёрен как воронёнок, красив, носил чёрные усики, вроде киногероев тех лет, по-петербуржски одет, и выделялся уже по службе.
  Пани была со светлой косой, с голубыми глазами и бело-розовым разливом лица. Они повенчались в костёле, и скоро семья состояла из трёх человек. Тамара была их единственным ребёнком. Временами выстрелы с Невы и ветер пробивались через стены. Отопление не работало, и на топку в буржуйку пошли книги.
  «Мы на лодочке катались...» – кто-то невидимый пел в этой ночи.

    Бегство

  Людвига жила среди русских и вскоре польский язык стала забывать. От прежней жизни у неё долго хранился альбом польских художников и молитвенник на польском языке, он до сих пор сохраняется у меня.
  Родители Тамары внешне не походили на пролетариев, в Петроградской толпе они были заметны своим прошлобуржуазным видом, и в эти несколько послереволюционных лет государственного террора им, вероятно, было нелегко.
  В стране царил хаос и голодовка…
  Так как Пётр Васильевич работал в магазине, семья не стояла за пайками и, судя даже по другим судьбам, люди как-то приспосабливались и выживали.
  Об этих годах мать Тамары никогда не вспоминала. «Смена власти, – она подразумевала – революция, – прошла мирно, только из окна соседней квартиры выбросили жандарма, и он разбился в нашем дворе-колодце».
  Но тут вмешалась судьба. Шёл, вероятно, девятнадцатый год. И когда Пётр возвращался с работы, то случайно увидел на стене расклеенное постановление со списком, как тогда говорили, «лишенцев», – то есть лишних людей в этой жизни, где по неизвестным причинам была и его фамилия.
  Была ли это ошибка, был ли это однофамилец, выяснять никто не захотел, тем более, что у жены его был польский паспорт. Видимо, ночные разговоры сделали своё дело – надо было всё бросить, и уезжать к брату, в село.
  Ох! Как это напоминает многие страницы советской литературы… Но, увы! Это не даёт облегчение в жизни.
  Всё делалось в спешке – и переживания, и отъезд с маленьким ребёнком. Трудно вообразить и описать эти громадные толпы движущихся людей по России. Что они искали? От чего бежали и куда?
  Бог весть!
  Вот и Гусевы, в один из дней двадцать третьего года оказались у брата. Тут у Тамары возникло несколько штрихов смутных воспоминаний, как с сельскими ребятами они в маленькой речке рубашками ловили пескарей, как лазали по чужим садам за яблоками, и её, менее проворную, поймав, посадили в крапиву. Достатка не было. И питерская полька начинает шить и вышивать рушники, чтобы что-то заработать… Но, увы! Будущего искать в стогу, что обронённую иголку. И пробыв у родственников около года – разложили карту и, видимо вспомнив, что на Волге ещё существует нижегородская ярмарка, где можно получить работу, решили ехать в Нижний Новгород.
  Скоро только сказка сказывается. Но путь со скарбом, да с ребёнком, в чужой город, всё это легло на плечи молодых родителей.
  В картине сотри случайные черты и оставь общее – и основное оживёт.
  И вот они в Нижнем Новгороде...

Редактор
Золотая Палитра

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» №1(18) 2019