Русское искусство

Наталия Тихоновна Сорокина глазами итальянского искусствоведа

Статья из каталога выставки «Artéfici, non artefìci»,которая проходила в Ломбардии в 1991 году

  Мы остановились перед высоким забором, выкрашенным в невероятно синий цвет. Здесь, в Москве, находится её мастерская. Она расположена недалеко от Таганской площади и Театра на Таганке, известного на Западе своими экспериментальными постановками. За синим забором был необычайный сад: фантастическое море высоких – более метра – жёлтых цветов сменялось цветами фиолетовыми.
  Шум транспорта и людская толчея на Таганской площади остались позади, здесь же царила волшебная тишина. Я иду между этих цветов, их высокие стебли колышутся, вселяя предчувствие чего-то необыкновенного. У меня возникло впечатление погружённости в мир, где нарушены естественные пропорции, где вдруг вспыхивающий цвет как будто освещает вещи, обычно остающиеся незамеченными. Такова дорога-символ, помогающая проникнуть в живописные пейзажи Сорокиной, и до такой степени, что возникает впечатление, будто я вошла не в её сад, но в её картину, и под жёлтыми «кронами» увидела снующих кошек и собак, словно выскочивших из-под земли.
  Наталия Тихоновна с улыбкой приветствует нас и долго ведёт по узкому коридору среди высоких стеллажей, заполненных картинами, потом спуск по лестнице. Она поясняет, что мастерская размещена в полуподвальном помещении, некогда служившим хлевом (неточность: раньше здесь был каретный сарай усадьбы Полежаевых-Зубовых. – М.З.).
  Мы останавливаемся в помещении, со всех сторон заставленном картинами. В углу большая пила и инструменты для работы по дереву. Сегодня (в 1991 г. – М.З.) в Москве сложно, почти невозможно найти подрамники, и Сорокина научилась изготавливать их самостоятельно из того, что оказывается под рукой. Но в Москве трудно найти и много других вещей: холст, краски, лаки. Это приходит на ум всякий раз, когда возникает желание писать, и так досаждает, что поиски даже не хочется начинать, лишь бы был клочок бумаги. Однажды Наталия Тихоновна сняла со стула деревянную спинку и стала писать на ней. Она научилась использовать различные старые вещи, например, гофрированный картон, иногда отсутствие красок восполняла натуральными красителями. Когда из тюбика не удавалось выжать ни капли красной краски, она использовала вместо неё свекольный сок – об этом она рассказывала спокойно, без малейшего оттенка бравады.
  Мы познакомились недавно, но я легко могу себе представить художницу в полной безмятежности на залитой солнцем террасе, которую она так любит изображать. При мысли о работе с досками и пилой возникает смутное ощущение беспокойства. Трудные жизненные обстоятельства берут верх, вынуждая выполнять и эту работу, только бы заниматься живописью. Невольно возникает чувство вины за нашу легкомысленную расточительность.
  Она неохотно говорит о прошлом. Сказала, что родилась в Тбилиси, столице Грузии, в 1919 году (неточность: в 1918 г. в Тифлисе. – М.З.), то есть в атмосфере революции. Детство и подростковые годы прошли в доме известного поэта и философа Максимилиана Волошина. Можно почувствовать трагичность времени, в котором прошли годы её юности. Но рассказывает Наталия Тихоновна об этом совершенно спокойно.
  Теперь перенесёмся в 1949 год, когда Сорокина получила диплом об окончании Художественного института имени Сурикова. Потом были долгие годы работы, в 1958 художница стала членом Московского союза советских художников (неточность: в 1958 г. Н.Т. Сорокину во второй раз приняли в МССХ. – М.З.). С этого момента она получила возможность работать по профессии. Но неусыпное внимание организации, призванной осуществлять идеологический контроль, разрушило мечту художницы о свободе творчества. Пришлось ждать 1973 года (выхода на пенсию), когда, наконец, кончился этот контроль и стало возможным в своих произведениях раскрыть свой внутренний мир (до этого она не могла рисковать).
  И вот начался лучший период её жизни: в 54 года у художницы открылось второе дыхание – таких жизненных сил у неё не было даже в юности. С удивлением она обнаружила, что «ещё есть время расцветить мир». Этот порыв мы найдём во всех её произведениях: в игре красок, в энергичном мазке, в плотной текстуре живописи, с неизбежностью и очевидностью отсылающих к сокровенному внутреннему миру.
  Созданные ею образы, никогда не удаляясь от реалистического видения, становятся почти условным знаком. В её картине «Розовая комната» стены словно движутся от ветра, ворвавшегося в распахнутое окно. Это – память о гостиничной комнате, настолько яркой, по словам художницы, что мешала ей писать. Но это также комната нашего подсознания, способная открывать тайны, неведомые нам самим...

Марина Пициоло
Перевод с итальянского Т.Ю. Облицовой
Комментарии М.В. Зубовой

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» №1(16) 2017