Русское зарубежье

История одного портрета

  Имя Николая Грандмезона известно мне с детства по рассказам дедушки. Правда, я не знал до недавнего времени, что он остался жив после Гражданской войны в России: дед говорил – погиб Николай.
  Мой дедушка Рональд Гиллеспи родился в Виктории, столице канадской провинции Британская Колумбия. Его отец, шотландец по происхождению, был менеджером первого банка в городе. Всех мальчиков в семье, а их было шестеро кроме Рональда, посылали учиться в Школу Лоретто в Шотландии, близ Эдинбурга. Когда началась Первая мировая война, Рональд работал топографом на севере Британской Колумбии. Он немедленно вернулся в Викторию для того, чтобы завербоваться в армию. В составе шотландского полка, сформированного в Канаде и известного как 50th Gordon Highlanders of Canada, ближе к зиме 1914 года, он оказался в окопах во Франции. Это был его первый военный опыт: оглушительный грохот кананады, грязь, которая, казалось, проникает в каждую клеточку организма, и страшный холод. Он рассказывал, что солдаты поднимали свои килты (шотландские юбки) над головой, чтобы не замочить их. В рождественскую ночь было объявлено перемирие. Дед вспоминал, как один немецкий солдат выпрыгнул из своего окопа, перебежал на их сторону и протянул газету. Некоторые обменивались табаком, вместе гонялись за зайцем, а потом похоронили убитых и разошлись по своим окопам.
  9 января 1914 года Рональд попал в плен и отбывал заключение в Лилле, в крепости, построенной почти за три века до этого известным французским военным инженером, маркизом Вобаном. Крепость была окружена отвесными стенами 30-метровой высоты. Однажды ночью Рональд и его друг решили бежать. В полной темноте они прыгнули с огромной высоты – к сожалению, друг сломал ногу, Рональд был вынужден вернуться в крепость и просить о помощи. Перепуганные немцы повскакивали с кроватей – они были потрясены, что кто-то вообще предпринял попытку побега. Затем Рональда перевели в другой лагерь, потом ещё в один... Он побывал за время войны в пяти местах заключения для военнопленных. Один из лагерей находился в Фридберге. Рональд попал в комнату, где жили восемь русских военнопленных. Свободного времени было много, и они начали обучать его русскому языку: мой дед оказался способным учеником, вскоре он начал вполне сносно объясняться с ними, а позже достиг в изучении языка настоящих успехов. Одним из его русских друзей был Николай Грандмезон.
  Николай любил рисовать. Это было хорошим развлечением не только для него, но и для его друзей и даже для персонала лагеря. Как-то он написал маслом на холсте портрет Рональда в воображаемой гостиной: Рональд сидит на стуле в довольно свободной позе, на нём надета униформа его полка. Лицо его, пожалуй, грустное – это были не лучшие времена в жизни моего деда, хотя он рассказывал, что в Фридберге к военнопленным относились хорошо. В то время там находилось около ста французов, примерно столько же русских. На английском языке говорили только двенадцать человек, сидели они в двух бараках.
  Портрет стал для него и памятью о военном времени, и воспоминанием о друзьях по несчастью, и талисманом... И уж никто не мог предположить тогда – ни он сам, ни автор портрета, – что это произведение начинающего художника будет путешествовать по России...
  Рональд провёл в Фридберге один год, а потом был переведён в другой лагерь для военно-
  пленных, откуда он снова предпринял попытку побега. На этот раз она была удачной. Ему пришлось много дней идти пешком. Вернее, шёл он ночами, а днём спал, укрываясь в канавах. Портрет он взял с собой, обернув вокруг ноги под гольфом.
  В 1918 году Рональд стал офицером связи при Британской военной миссии, куда его взяли за знание русского языка. Миссия оказывала помощь Белой армии в России, возглавлял её генерал Нокс. На долю Рональда выпало немало приключений в то время. Выполняя какое-то поручение, он в одиночку пересёк Сибирь на поезде, что в то время было опасным предприятием, и добрался до Екатеринбурга, где незадолго до этого расстреляли царскую семью. Назад он добирался – сначала верхом на лошади до Владивостока, оттуда – до Хабаровска, а затем отправился в Харбин. Впоследствии Рональд стал переводчиком русского языка в химической компании «Brunner Mond» в Маньчжурии. Спустя пять лет в качестве менеджера компании его перевели в Шанхай, а позже он стал директором компании «Far East operation», работал в Китае, Гонконге, Малазии. Во время Второй мировой войны он снова попал в тюрьму, на этот раз –к японцам...
  У деда был сын и две дочери. Сын погиб в Германии в 1944 году. Одна из дочерей – моя мама Хизер. Дети Рональда не проявляли интереса к русскому языку. А вот с внуками – со мной и Джоном – дедушка занимался русским. Он рассказывал нам притчи, просил запоминать целые фразы. Вместе с дедом мы читали русские книги, помню, одна из них была «Капитанская дочка». Не могу сейчас похвастаться хорошим знанием языка, но интерес к русской культуре и истории остались до сих пор. Я несколько раз бывал в России.
  В молодости я изучал историю в колледже (Magdalen College) в Оксфорде и в то время часто беседовал с дедом о его прошлом. Лагерь Фридберг был для него особой страницей, он часто вспоминал своих русских друзей, в том числе Николая Грандмезона, которого считал убитым большевиками в Гражданскую войну. А портрет, написанный им, прошёл трудный путь и висел много лет в доме Рональда в Хемпшире. Когда дедушка умер, портрет перешёл к его старшей дочери, моей маме. Мы не знали, что это одна из первых, а возможно и первая работа известного канадского художника Николаса де Грандмезона, жизнь которого прошла – и в этом тоже продолжение истории – на родине моего деда Рональда Гиллеспи.

Дэвид Перн
Англия
Перевод с английского М. Лакман

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» №2(15) 2016