Русское зарубежье

Кукольные фантизии Льва Бакста

  В июне-августе 2016 года в ГМИИ им. А.С. Пушкина прошла юбилейная выставка, посвящённая 150-летию со дня рождения самого известного театрального художника первой четверти XX века Льва Самойловича Бакста. Экспозиция раскрывала различные грани таланта мастера – здесь было представлено портретное творчество, печатная графика, дизайн модных костюмов и тканей, созданный художником, и, конечно же, великолепные работы Бакста для театра. Наряду со сценографией к знаменитым на весь мир балетам на восточную и античную тематику – «Клеопатре», «Шехеразаде», «Нарциссу», «Послеполуденному отдыху фавна», «Синему богу», демонстрировались эскизы к малоизвестным широкому кругу зрителей постановкам, в которых Лев Бакст обращался к загадочному миру кукол и масок.
  Образы кукол-марионеток, масок итальянской комедии дель арте и персонажей ярмарочных балаганов получили широкое распространение в русском театре Серебряного века. Обращение к кукольной теме было проявлением философско-эстетических взглядов эпохи символизма – желанием уйти от гнетущей реальности в некий иллюзорный, вымышленный мир. В то же время, стремление к обновлению сценических приёмов приводило современных театральных деятелей к опыту старинных уличных театров.
  Режиссёры, хореографы и художники тяготели к живописно-пластическому жанру пантомимы, в котором бессловесные герои-маски при помощи меняющихся поз, жестов, мимики и эмоционального звучания красок костюмов передавали определённые настроения и переживания. Всеволод Мейерхольд писал: «…новый Театр масок будет учиться у испанцев и итальянцев XVII века строить свой репертуар на законах Балагана, где “забавлять” всегда стоит раньше, чем “поучать”, и где движения ценятся дороже слова».
  Почти хрестоматийным в этом «балагане» стал сюжет про оживающих кукол, в центре которого, как правило, оказывался любовный треугольник «Пьеро-Коломбина-Арлекин». У режиссёра Всеволода Мейерхольда и художника-символиста Николая Сапунова он появился в спектакле «Балаганчик» (1906), поставленном по пьесе А. Блока для театра В.Ф. Комиссаржевской. Затем нашёл своё продолжение у этого же творческого дуэта в мимической драме «Шарф Коломбины» на сцене Дома интермедий (1910). В 1911 году в балете Александра Бенуа и Михаила Фокина на музыку Игоря Стравинского кукольное трио воплотилось под другими именами – «Петрушки-Балерины-Арапа».
  В этих произведениях, проникнутых духом символизма, образ марионетки воспринимался как аллегория человека, который является игрушкой в руках судьбы, а традиционные кукольные персонажи наделялись новым, поэтически-философским смыслом. Так, Пьеро, например, из смешного и жалкого паяца превращался в одинокого поэта и мыслителя, не понятого обществом. Белый цвет костюма, ярко контрастируя с пёстрыми одеяниями других масок, выделял его из толпы обывателей.
  Не остался в стороне от кукольной «мании» и Лев Самойлович Бакст. Как и большинство мирискусников, таких как Александр Бенуа и Константин Сомов, его увлекала тема игрушек и арлекинад, что нашло воплощение преимущественно в театральном творчестве художника. Декоративные фантазии Льва Бакста были навеяны романтическими произведениями Гофмана, в которых реальность таинственным образом переплеталась со сказочной иллюзией. Однако его кукольные образы никогда не приобретали того трагикомического звучания, которое было характерно для постановок символистов. Обращение к теме кукол на сцене было для Бакста, скорее, возможностью окунуться в волшебный мир детских грёз, изящества и красоты.
  Одной из первых постановок, оформленных художником, стал балет Йозефа Байера «Фея кукол» (1903) на сцене Эрмитажного, а затем Мариинского театра в Петербурге. В этой незатейливой музыкальной сказке сюжетная канва сводилась к тому, что ночью в игрушечной лавке Фея кукол оживляла своих «подданных», и они начинали танцевать. Хореографы-постановщики братья Николай и Сергей Легат обновили старый балет, добавив в него несколько новых танцев на музыку русских и французских композиторов, но наиболее важной составляющей дивертисмента стала именно сценография.
  По замыслу Бакста, действие было перенесено в Петербург 1840–1850-х годов, в одну из игрушечных лавок Гостиного двора на Невском проспекте, и зрители с удовольствием примечали в декорации знакомые с детства торговые ряды. Во второй картине, когда происходило ночное превращение, художник специально увеличивал масштабы изображённых в декорации предметов обстановки и бутафории, чтобы исполнители партий кукол казались меньше, и на сцене действительно создавалось впечатление игрушечного бала.
  Особой изысканностью и разнообразием отличались костюмы кукол. Среди них были как обычные кружевные, фарфоровые куклы, деревянные солдатики, так и различные национальные типажи – Француженка, Испанка, Китаянка, Японка, Негритянка. Колоритно смотрелись также русские куклы – всевозможные «мужички, бабы, ямщики»...

Инна Войтова
младший научный сотрудник Отдела личных коллекций ГМИИ им. А.С. Пушкина

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» №1(14) 2016