Русское искусство

Живопись К.С. Петрова-Водкина как символическая форма бессмертия

        Я грежу умереть как Гамлет за мечту.
          В.Э. Борисов-Мусатов

        Всё, что происходит на земле, – по Божию велению, никакая сила человеческая не может изменить предначертанного.
          К.С. Петров-Водкин

  Прикосновение к творчеству Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина – это прикосновение к душе русского народа, его духовным ценностям жизни, прикосновение ко всей истории мировой культуры и искусства, истокам эволюции стилей в творчестве художников предшествующих поколений, искусству, которое рождается у нас на глазах ежечасно, ежедневно, сегодня, и которое будет завтра и, наконец, – это прикосновение к спасительной Христовой Вере. Мир живописных образов Петрова-Водкина уходит своими корнями глубоко в Православие, в стихию иконы, фрески, мозаики, в искусство Древней Руси, «возжигающей пламя своей культуры», – как отметил о. Павел Флоренский, – «от священного огня Византии», с одной стороны, живописи (и старой и новой) мастеров Западной Европы – с другой.
  Проницательный критик, крупнейший историк искусства XX века, Николай Николаевич Пунин с поразительной прозорливостью и точностью отмечал, что творчество Петрова-Водкина – это «апофеоз, последняя вспышка Ренессанса на русской почве». Пунин писал: «Петров-Водкин преобразил окружающую нас действительность и поднял её на ту высоту художественного синтеза, где она переходит в новое качество, вступая в величественную жизнь художественного символа... Перед зрителем развёртывается преодолённый мир, поднятый до большой формы, до большого стиля».
  Этот преодолённый мир, эта большая форма и большой стиль пришли к Петрову-Водкину не сразу. Прежде были скитания, как вспоминает Кузьма Сергеевич, по мировому искусству. Потребовалось время, воля, сосредоточение на профессиональных задачах живописца, чтобы осознать «пространственный мир картины, ввести зрителя вовнутрь композиции, дать ощущение всеобъемлющей космической полноты».
  Ранние этюды и рисунки Кузьмы Сергеевича ещё не говорят о той творческой высоте, которой художник достигнет позже. Они робкие, в них едва можно расслышать эхо искусства его зрелой поры. Из стенограммы творческого вечера в Академии Художеств от 9 декабря 1936 г. мы узнаём: «...жить нам было очень трудно и выбираться из непрофессионального состояния в состояние профессиональное было весьма и весьма нелегко». Петров-Водкин «налаживал» в себе культуру, ещё не зная, за какой «художественный нерв себя дёрнуть».
  И только сегодня, спустя 137 лет со дня рождения «гения Хвалынской земли», мы можем сказать, что Петров-Водкин прошёл свой крестный путь великого художника на ощупь, доверяя своей крестьянской, мужичьей и христианской интуиции. «Интуиция, – говорил Казимир Малевич, – зерно бесконечности, в ней рассыпает себя всё видимое на нашем земном шаре. Формы произошли от интуитивной энергии, преодолевающей бесконечное... Шар земной не что иное, как комок интуитивной мудрости, которая должна бежать по пути бесконечного». Сколько потребовалось Петрову-Водкину напряжения душевных сил, мужественного характера волжанина, чтобы не сбиться в пути, чтобы не потерять свою «нить Ариадны»... «Ведь путь нашего искусства каменист, – как замечает Пунин, – и венец нашего художественного гения – терновый венец»...
  Произведения Петрова-Водкина закодированы, зашифрованы на высшей стадии мышления, поэтому не просто найти разгадку, дать точный ответ на ту или иную картину, эскиз, рисунок мастера. Искусство – это что-то внутреннее; оно начинает жить до того, как «прорезываются рёбра формы… Искусство – это очень личное, самое личное из всего, что дано человеку, чтобы он мог жить. Поэтому любовь к искусству полна страстей; она очень похожа на любовь к женщине; и в том, и в другом много желания бессмертия. Передать себя в своё будущее – в этом цель и смысл искусства». «Очень личное, самое личное», самостоятельное в искусстве Кузьмы Сергеевича подметил Александр Бенуа, который писал, что «произведения Петрова-Водкина овеяны настоящей художественностью, прекрасной прихотью, свободой вдохновенья: его искусство предназначено для больших плоскостей, для монументальной шири». Сергей Маковский обратил наше внимание на связь художника с землёй, крестьянством: «Крестьянин саратовской губернии по происхождению, Петров-Водкин принадлежит к числу тех исключительно одарённых русских талантов, которые придают особый оттенок современной нашей живописи... оттенок почвенной, варварски свежей силы...». Сам Петров-Водкин устами живописца Ламина из пьесы «Жертвенные» говорит: «Художник – это, братцы, такая сила... такая силища! У него величайшее оружие власти над человеком! Всеми путями войдёт он в душу людей, но перевернёт их». В живописи Петров-Водкин выработал свой личный, индивидуальный пластический язык, создал своё духовное пространство картины, свой узнаваемый изобразительный знак. Петрова-Водкина никогда не подводило в картине чувство соразмеренности, сообразности, гармонии...
  Созерцание мира в первозданной цельности нетронутого бытия мы встречаем в картине Петрова-Водкина «Девушки на Волге» (1915), которую сам художник считал «поворотной точкой» в своём творчестве. Это завораживающее зрителя полотно, с удивительным музыкальным тактом, заставляет нас вспомнить линеарный ритм и цветовой лад фресок Дионисия в Ферапонтовом монастыре и, одновременно, «эллинистическую грацию», эстетическую изысканность линий силуэта женских фигур в картине Боттичелли «Весна», хранящейся в галерее Уффици...

Г.П. Губанов
член Союза художников России
профессор Европейского университет, Санкт-Петербург

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» №2(13) 2015