Русское искусство

О метафизических странствиях К.С. Петрова–Водкина

  Как известно, Петров–Водкин много путешествовал, и это обстоятельство немаловажно для понимания его творчества. Не менее (если не более) существенной представляется его склонность к путешествиям иного рода – в мире идей. Собственно, речь идёт о поисках цельного мировоззрения, то есть о философии, и я прибегнул бы к этому слову, не будь оно, при кажущейся ясности, так обессмыслено расхожим употреблением. Кроме того, говоря о метафизике, я имею в виду познавательную стратегию, реализуемую посредством интеллектуального содержания и ориентированную на усмотрение сущности вещей.
  Спутниками Петрова-Водкина в мире идей были Пифагор, Архимед, Сократ, Платон, Кеплер, Ньютон, Леонардо, Александр Иванов, Владимир Соловьёв, А. Белый… Попробую схематично прочертить маршруты философских поисков Петрова-Водкина. Вот один фрагмент из письма Петрова-Водкина матери: «Мне кажется… самое трудное в жизни людей, мне подобных, это переход через всю ширину жизни: от Сергея Фёдоровича (т. е. отца. – С.Д.) надо было пройти через многое, что люди веками изучали, копили, над чем мучались мыслями, и к этому ещё прибавить своё, и этим всем, нахлынувшим, невиданным, может быть, и моими правдами, овладеть и не захлебнуться, и не стать ни лакеем всего этого, и не разбить в этом что-нибудь ценное, подобно дикарю, впервые увидевшему сложные произведения человеческого ума». И далее, в этом же письме: «Может быть, прав один газетчик, который сказал о моём “Орнине” (герой пьесы Петрова–Водкина “Жертвенные”. – С.Д.) – что он любит человечество, но не любит людей – может быть, я и есть таков!».
  Уместен вопрос: а можно ли по-настоящему глубоко любить человека, не любя человечество? Или ещё, переведя вопрос в плоскость метафизики: может ли ум отдать всего себя содержанию части (явления) вне целого, оставаясь при этом умом? Так или иначе, сказанное свидетельствует о ключевой проблеме творчества Петрова-Водкина – стремлении обрести цельное мировоззрение, без которого все прочие творческие задачи – живописные, литературные, любые – теряют истинный смысл.
  Этим объясняются многие странности Петрова-Водкина, загадочно притягательные для одних и раздражающе претенциозные для других. На память приходят слова В.М. Конашевича (позволю себе длинную цитату): «Есть люди, которые все явления окружающего мира воспринимают как-то совсем по-своему. Даже те из этих явлений, смысл которых человечеству давно известен, относительно которых давно условленно думать так, а не иначе, и те они понимают совершенно своеобразно. Эти люди живут как будто в другом мире, только параллельном нашему, но не совпадающем с нашим вполне во всех точках. Я заметил, что такие люди бывают двух категорий: или бездарно и тяжело тупые, или, наоборот, глубоко одарённые, даже гениальные. В них, в людях этих двух категорий, есть только одна схожая черта: гениальность последних так же тяжеловесна, как тупость первых.
  Пример такой тяжеловесной гениальности, являющей свойства совершенно и поражающе своеобразного восприятия мира, я имел недавно перед глазами. Я имею в виду художника Петрова-Водкина, с которым одно время я часто встречался. Он любил порассуждать, а я очень любил его послушать. О чём бы он ни заговорил – о социальных ли отношениях, о физических или математических законах, об астрономии или физиологии, – он ко всему подходил с какой-то совершенно неожиданной стороны. Явления, причины которых давно известны, получали у него новое объяснение, иногда очень остроумное, поражающее глубиной и оригинальностью мысли. В эти его открытия новых причин явлений очень хотелось поверить, и часто даже жалко было, что они, эти явления, уже давно имеют в науке иное обоснование.
  Толчком для такой своеобразной, в полном смысле слова самостоятельной работы мысли было, конечно, отсутствие школьного образования». Аналогичным образом, а подчас гораздо резче, высказывались и другие художники. Своего рода формулу любил повторять (по тому же адресу) Н.А. Тырса: «Теоретизирующий художник – человек, имеющий пробелы в образовании». Или ещё, из разговора Владимира Милашевского с Мстиславом Добужинским: «Представьте себе, Петров-Водкин какую программу задал в Академии (Добужинский и Петров-Водкин были избраны профессорами. – С.Д.) – Сферическая перспектива! – и он, как актёр, остановился и поднял палец кверху в небо. – Знай наших! Профессорствовать так профессорствовать! Нельзя было не расхохотаться». Смысл подобных суждений усваивается легко – в силу известной привычки, но если чуть вдуматься, звучат они очень смешно. Что же получается: художник, чуждый теорий, не имеет пробелов в образовании? Или, если вернуться к рассуждениям Конашевича: не забавна ли вера этого умного и талантливого человека в «давно известные причины» разных явлений? Откуда ему известны эти причины? Надо полагать, со школьной скамьи. Но ведь любой учебник, безусловно, отстаёт от современной ему науки – и намного. Стало быть, ссылки на давность установления тех или иных законов заключают в себе глубокое недоразумение, совершенное непонимание того, что такое наука. Респектабельная позиция так называемых образованных людей, в том числе и художников, на деле оборачивается отсутствием цельного мировоззрения, нежеланием преодолевать трудности «перехода через всю ширину жизни», как говорил Петров-Водкин. Если Конашевич весьма точно выразился: явления, относительно которых «давно условлено думать так, а не иначе» – то Петров–Водкин обнаружил гораздо большую глубину мысли, подвергая интеллектуальному созерцанию и анализу сами условия познания тех или иных явлений.
  Впрочем, и в границах своего художнического круга Петров-Водкин мог найти родственные натуры. Среди представителей типа, обозначенного Тырсой как «теоретизирующий художник», – Альберти, Леонардо да Винчи, Пуссен, Хогарт, Делакруа, Александр Иванов, Гильдебранд, Кандинский, Фаворский… Даже этих нескольких имён более чем достаточно, чтобы понять, что Петров-Водкин оказался в неплохой компании. Кстати говоря, и глубоко ценимому им Леонардо приходилось полемизировать с носителями книжной учёности, хотя сейчас вряд ли кто-нибудь из их потомков решился бы назвать Леонардо «необразованным человеком»...

С.М. Даниэль
доктор искусствоведения, Санкт-Петербург

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» №2(13) 2015