Коллекционеры и эксперты

А.А.Гилодо: «Экспертиза – не служанка антикварного рынка, а научное исследование...»

На страницах журнала мы продолжаем разговор о получении экспертных заключений на предметы антиквариата в нашей стране (См.: Золотая палитра. №1, 2012 и №1, 2013). На этот раз мы говорим с экспертом декоративно-прикладного искусства, специалистом Национальной организации экспертов в области искусства (НОЭКСИ) и аккредитованным экспертом Международной конфедерации антикваров и дилеров Андреем Акимовичем Гилодо. Беседу ведёт Татьяна Соломенная.

Т.С.: Андрей Акимович, как Вы считаете, нужен ли сегодня в нашей стране институт экспертизы, государственный или частный, и каким он должен быть?
А.Г.: Я далеко не уверен, что нужен институт экспертизы, ‒ как государственный, так и частный. Экспертиза настолько штучная работа, что мне сложно представить это в некоем жёстком структурном оформлении. Существует наработанная практика. Гильдия антикваров и артдилеров аккредитует тех экспертов, с кем она хочет работать или кому она доверяет. Также существуют профессиональные объединения экспертов. Но это не жёстко структурированные формы. Многократно поднимался вопрос со стороны Государственной Думы, представителей бизнеса о создании института экспертизы. Но существует один вопрос: на всю страну экспертов не более 70–80-ти человек. В основном это эксперты, которые живут и работают в Москве и Санкт-Петербурге.
Большинство экспертов составляют специалисты по живописи и графике. Экспертов по скульптуре и прикладному искусству значительно меньше, пальцев руки хватит их пересчитать.
Т.С.: Вы можете их назвать?
А.Г.: Всех? Я, конечно, могу назвать тех, кого я считаю экспертами, но это будет некорректно. Это моя личная оценка, которую я учитываю исключительно в своей работе.
Т.С.: Нас постоянно упрекают в том, что в интервью мы не называем имена.
А.Г.: Давайте сохраним традицию, обойдёмся без имён. Если говорить об институте экспертизы – существует негласное мнение, что эта сфера деятельности приносит достаточно большие дивиденды. Это совсем не так. Для того, чтобы создать институцию со всем объёмом накладных расходов, надо чётко понимать, какую сумму готовы заплатить за экспертизу её заказчики, среди которых и государственные структуры.
Т.С.: Эксперты должны работать в музеях?
А.Г.: Не обязательно. Когда несколько лет назад вышел приказ Министерства культуры РФ, запрещающий сотрудникам музеев на их базе проводить экспертизу, это вызвало волну негодования. Я думаю, это было правильное решение: это сразу снижало большую нерентабельную нагрузку на экспертов. Я считаю, что должны приходить не в музей за бланком и печатью, а к специалисту, который может ответить на те или иные вопросы, и пусть он в свободное время консультирует.
Т.С.: То есть приходить лично к каждому? Например, мне что-то досталось по наследству, и я хотела бы продать эту вещь. Как мне получить экспертное заключение?
А.Г.: Давайте определимся. Если Вам нужно для личного любопытства – это один вопрос. Ваше право – пригласить специалиста, оплатить его работу и удовлетворить своё любопытство. А если Вам надо продать вещь, задача должна решаться совершенно по-другому. Надо идти в антикварный салон, к антиквару, и с ним обсуждать все аспекты сделки. Если Вас не устраивает цена, в этом случае Вы можете для себя уточнить какие-то вещи. Но в целом сюжеты продажи антикварных вещей – это отношение владельца и антиквара, кроме тех случаев, когда вы как владелец предлагаете купить ваши предметы антиквариата в государственный музейный фонд.
Т.С.: Сейчас многие скорее пойдут к эксперту, чем к антиквару...
А.Г.: Существует масса мифов в отношении антикваров и в отношении экспертов. Меняются антиквары. За последние 15 лет на антикварный рынок пришли люди, получившие высшее специальное (искусствоведческое и историческое) профессиональное образование, которые стажировались N-е количество лет в музеях. Они ясно представляют специфику своей деятельности. Что такое «антиквар»? Академические словари дают определение: антиквар собирает и изучает, а только потом торгует. Это и есть установочная задача, тот вектор, по которому развивается отечественная корпорация антикваров.
Т.С.: Это определение будет открытием для многих из них. Сейчас, чтобы получить экспертизу, надо самим провести большую работу, собрать информацию о работе и только потом прийти к эксперту. Во всяком случае, эта практика существует для живописных и графических произведений.
А.Г.: Принципиальное отличие между экспертом предметов декоративно-прикладного искусства и живописи только в одном: в живописи используют технико-технологическую экспертизу, а в ДПИ – не используют, нет методологии и технических возможностей. Мы все прошли увлечение технико-технологическими исследованиями, но всё меняется. При современных условиях развития экспертизы развивается и фальсификация. Можно взять старый холст, а если стоимость работы высока, то и старое пособие, сделать вручную краски и пигменты. Технико-технологическая экспертиза показывает достоверность по своим реперным точкам. А мастер жив. Оказалось, что самым точным инструментарием остаётся живая работа эксперта, его знания, его глаз, его тактильные ощущения, его насмотренность вещей.
Когда эксперт видит тысячи, десятки тысяч предметов, у него визуально, тактильно формируются те навыки, закладываются те элементы понимания, знания и чувства вещи, когда он сразу понимает, что вещь ему не нравится или эта вещь его смущает, несмотря на все сопровождающие бумаги.
Существует золотое правило, что подлинные породистые вещи высокого класса безупречны, эталонны. Наличие большого количества мелких недостатков уже настораживает, заставляет задавать вопросы, которых не должно быть. Экспертиза всегда связана с возможностями, знаниями и квалификацией эксперта.
Часто любого научного сотрудника музея называют экспертом. Это не совсем так. Эксперт – человек, который опирается на знания, которые даёт работа в музее (часто он является и хранителем этих вещей), но он работает и в других местах: в рамках госкомиссии, со следственными, силовыми органами, на таможне... Эксперт постоянно работает с неканоническими неатрибутированными вещами. Это как в спорте – постоянный тренинг. Часто происходит то, что я называю «музейная болезнь» – когда музейный сотрудник блестяще знает свою коллекцию, но всё, что не состыкуется с музейными вещами, ставит его в тупик: «У нас нет образцов». А эксперт должен постоянно оперировать большим кругом источников и аналогов. Эксперт как музыкант-виртуоз, солист в оркестре. Многие играют, но солистов немного. Это специфика профессии. Требуется чутьё, интуиция. Можно формально знать всё и не уметь применить к конкретной вещи.
Время отшлифовывает знания эксперта. Когда работаешь экспертом 5 лет – ты знаешь всё. Когда ты работаешь 10 лет, думаешь, что знаешь всё от «А» до «Я». К 15-ти годам вопросов становится больше, чем ответов. А к 25–30-ти и больше – остаются одни вопросы...

Редактор
Золотая Палитра

Полностью статью можно прочитать в журнале «Золотая палитра» №2(11) 2014